В уборной было пусто и покойно, Болонья указал мне на кабину, куда я и вперся, снедаемый любопытством и страхом. Болонья тут же влез в соседний отсек и подсунул мне под кабину конверт, в котором лежало послание. “В целях обеспечения безопасности мы планировали провести беседу с “Контом” на судне в районе Брайтона, – расшифровывал я. – Однако случилось непредвиденное: сегодня утром загорелось машинное отделение, и на судне много пожарных и полиции. Вам предписывается доставить “Конта” под благовидным предлогом в порт Кале (Франция), где в данный момент находится другое наше судно. От Брайтона до Кале несколько миль, поэтому предлагаем вам обеспечить доставку “Конта” на яхте “Регины”, используя все необходимые для этого средства. Яхту следует поставить на причале № 4 порта Кале, у Голубой набережной. В контакт с вами там вступят по паролю: “Сегодня на море 2,5 балла, не правда ли?” Отзыв: “По-моему, три”. Подпись…
Боже мой, такого не бывало в моей безумной жизни: заделана была высочайшая подпись самой Бритой Головы, беспрецедентный случай, приказ летел почти с самого верха, руки по швам, Алекс!
Болонья уже исчез из кабины, а мне, пораженному неожиданным указанием, сам Бог велел воспользоваться счастливым случаем и задержаться на толчке подольше.
Кошка, несомненно, была черной, настоящая черная кошка, проклятая служба, сумасшедшая баба-разведка, все переворачивающая с ног на голову, типичный случай в оперативных традициях Монастыря: детальный план, тщательная подготовка, взвинченные нервы, а в последний момент все лопается к чертям, все летит вверх тормашками, суета, и новый приказ, и каждый умирает в одиночку. Яхта в порядке, до Кале ходу часа три, погода вполне на уровне… Смогу ли я уговорить Юджина прогуляться в Кале? Проблема номер один. Чем все это может закончиться? Вопрос. Если Юджин согласится, то все будет шито-крыто. А если отметет предложение? Допустим. Но если он выдаст Алекса, худо придется его деткам, он ведь не дурак. А если отметет и возникнет скандал? Не пришлось бы рвать когти из Альбиона.
И тут я вдруг безумно заскучал по своей квартире у Хемстед Хита с видом на зеленые лужайки и по каменным плитам Вестминстерского аббатства, в котором метались призраки и королей, и премьеров, и расстрелянного шпиона с миниатюрным портретом возлюбленной Онор в медальоне, спрятанном во рту. И казалось мне, что я снова в двухэтажном красном автобусе, взбиравшемся на Лондон-бридж, я беседовал с милой миссис Лейн и ее сеттером, симпатично выпустившим язык, я входил в полумрак “Этуали”, следуя за знакомым метрдотелем (“Как обычно, столик в правом углу, сэр?” – “Да, да, под картиной Каналетто!” – “Т” я произносил шикарно, с заиканием и придыханием на оксфордский манер, словно вел свой род от династии лорда Честерфилда), даже Черная Смерть уже казалась необыкновенной, нежной и хорошо отмытой девушкой шоколадного цвета.
Ох уж эти беседы на мекленбургских судах! Зачем тебе ввязываться в это дело, Алекс? Этот мяч можно отыграть очень просто, без малейших усилий… кто тебя может проконтролировать? Что же делать для этого? Да ничего не делать! Сиди себе за столом, хорошо жуй и пей, а после банкета распрощайся со всеми и поезжай на яхту вдвоем с Кэти. То есть как? А задание? А долг? А телеграмма Бритой Головы? Пошли их к такой матери, Алик, не влезай в эту историю! Ну, а дальше? Тебя ли учить, старый и хитрый лис? Дальше сочини телеграммку в Центр: “Несмотря на мои настойчивые просьбы, “Конт” идти на яхту отказался, сославшись на… с комприветом. Том” – и работай себе спокойно под крылом Хилсмена, ищи свою Крысу, тем паче что после встречи с Генри в руках твоих появились новые интересные ниточки… Пошли все это дело с “Контом” подальше, ничего, кроме неприятностей, оно тебе не принесет, не скользи по лезвию ножа, обмозгуй все это дело еще раз, а пока слезай с толчка и двигай к столу! Все, наверное, уже решили, что у тебя колики от страха перед брачной ночью.
Картина застолья написана сочными красками: чуть смущавшиеся блеска люстр laitances de carpes, тающий во рту salmon, ницуазский салат с гренландскими креветками и мидиями, конечно же приличествующая событию caviar [85] и гвоздь программы – гусь, зажаренный в эльзасском вине и кусочках свиного сала.
Метрдотель не без черного юмора утверждал, что повар зажарил гуся заживо, – тут уж меня замутило, я боялся убивать живое, выпускал на волю ос и пчел, застрявших в блюдечке с вареньем, почтительно обращался с пауками и всегда доставал их из ванны, боясь упустить свое счастье, – все это осложняло мою жизнь с Риммой.
Новый финт Центра омрачил мое настроение, “гленливет” – а он, естественно, не мог не красоваться посредине стола – я пить не стал, а ограничился разбавленным сотерном. Впереди зиял черной дырой светлый путь, и требовались, как завещал Несостоявшийся Ксендз, холодная голова, горячее сердце и чистые руки.
Базилио встал и во всем своем кошачьем остроумии произнес прочувствованный тост за наше с Кэти счастье (тут он просто изнемогал от своих реприз, я и не предполагал, что в Англии отставные полковники нисколько не умнее наших).
Я бездумно водил взглядом по молокам карпа, по веселой Кэти и по тихому и скромному Юджину, не подозревавшему, что вся эта трагикомедия весьма напоминает его приключения со стулом перед дулом фотообъектива.
Юджин встал.
– Я тоже хотел бы произнести тост. У Алекса в Австралии существует прекрасный обычай. Правда, это касается свадьбы, а не помолвки, но суть его от этого не меняется. Дело в том, что и еда, и питье становятся горькими, если новобрачные не поцелуются. Горько!