И ад следовал за ним: Приключения - Страница 99

– Как же они тебя взяли? Выследили? Неужели ты не проверялся перед встречами с этим старичком? – уже дурачился я.

– Конечно, проверялся. Просто старичок оказался старым английским агентом, еще со времен Сопротивления, британцы быстро подключились к делу, все задокументировали… Дальше тебе должно быть ясно. Что мне оставалось делать, старик? – Он сказал это так просто и задушевно, словно мы сидели в баре недалеко от памятника Родственнику Арапа Петра Великого, сидели и балакали, помешивая пиво соленой соломкой.

– Не соглашаться! – сказал я и даже застыдился своей непроходимой прямолинейности. Легко сказать “не соглашайся”, а что дальше? А дальше англичане доводят все материалы до сведения настоятелей Монастыря, и забирают Челюсть добрые молодцы в “черный ворон”, и увозят далеко-далеко, ни в сказке сказать, ни пером описать.

Он посмотрел на меня с интересом и промолчал, деликатный человек, привыкший к глупости, наслышался он ее вдоволь под куполами соборов.

– Выходит, англичане все это время знали и обо мне, и о Генри, и о других агентах? Значит, они знали и о “Бемоли”? – Тут я почувствовал наконец настоящую обиду и начал медленно закипать, заработал омертвевший мотор.

– Сколько лет ты работаешь в разведке, Алик? – улыбнулся он. – Какой же умный агент выкладывает своему хозяину все? Кое-что я, конечно, передавал, но большую часть утаивал. Иначе бы я давно сгорел! Будто ты не знаешь, что такое бюрократия в любой разведке! Что им агент? Всего лишь винтик в большой карьере, агентов любая служба эксплуатирует как рабов, сжигает, спаливает до конца! Зачем мне было рассказывать о тебе и “Бемоли”?! Чтобы они тебя посадили? И снова подозрение на меня, а разве мало тех провалов? Нет, я ничего им не говорил, честное слово!

Тут беседа двух друзей была прервана драматическим выходом Кэти, бледной, как леди Макбет в ночь убийства, в распахнутой меховой куртке и ботфортах. Очень напоминала она рассвирепевшую фурию, с такой неподдельной яростью я сталкивался лишь раз в жизни, когда сфотографировал в Амстердаме проститутку, сидящую за витриной и зазывающую клиентов улыбкой, сделал это на память, – кто знал, что они этого терпеть не могут? – так профурсетка вылетела из своей норы и погналась за мною по улице, как собака за драным котом, призывая на помощь полицию и требуя засветить пленку, благо ноги Алекса на короткой дистанции никогда не подводили.

– Теперь я все поняла! – орала прозревшая Кэти (лицо ее в гневе стало просто прекрасным). – Вы говорили по-мекленбургски! Вы оба вражеские шпионы! Я вызвала по радио полицию, она с вами разберется! А ты… – это уже относилось персонально к блестящему Алексу, – ты… самый последний негодяй, ты… (дальше следовал довольно богатый арсенал слов, свидетельствующий о том, что дочки полковников не теряют времени даром в парикмахерских на Бонд-стритах и набираются знаний в народе).

– Что с тобой, милая? – попытался я мирно уладить конфликт. – Успокойся, Римма! – Непростительный кикс, даже в форс-мажорных обстоятельствах, когда думаешь об одном и том же.

Карие глаза округлились от гнева, и она бросилась на меня, как разъяренная тигрица, на миг мне показалось, что она даже порыжела и превратилась в Римму. Я одним приемом завернул ей руку за спину, впихнул в спальню (спаленку) и запер дверь на ключ, не выпуская из рук “беретты”. Некоторое время она колотила по дереву своими ласковыми кулачками, но потом умолкла – всему имеется конец, все течет, все меняется, количество превращается в качество, а остальные законы диалектики я так и не усвоил.

– Слушай меня внимательно, старик! – сказал он. – Будь благоразумен и не поддавайся эмоциям. Из-за чего сыр-бор? Неужели мы не сможем поладить? Операция прошла успешно, предатель схвачен, все о’кей!

– Ты предлагаешь мне работать на англичан? – У меня даже горло перехватило от его наглости.

– Что я, дурак? Давай думать о самих себе, найдем компромисс. Англичане даже не знают, что я здесь нахожусь. Конечно, я им кое-что передавал, но и дурил достаточно. Мы вернемся домой, и я порву с ними. Хватит! Любой агент рано или поздно проваливается, таков закон разведки, и следует вовремя остановиться…

Он не знал, что я оглушил Хилсмена, и рассуждал просто: дурында Алекс грузит Юджина на корабль, возвращается в Лондон, все шито-крыто, все абсолютно при своих.

– Какой тебе смысл возвращаться домой? Уж лучше дождаться полиции… здесь тебе моментально дадут политическое убежище, осыпят наградами, обласкают… – Я напускал дым, играл с ним.

– Что мне тут делать? Работать мальчиком на побегушках? К тому же я люблю свою родину! Твоя воля, конечно, старик, но я хочу вернуться домой!

Не притворялся Челюсть и не лгал, он действительно любил свой Мекленбург, новую дачу на горе святого Николаса прямо у речки, среди сосен и лужаек, усеянных хвоей и шишками, и солнце, проступающее сквозь утреннюю туманную дымку, и пар, плывущий над рекой. И еще любил он медленно и значительно идти по коридорам Монастыря, ему уступали дорогу и неестественно выпрямлялись (они все привыкают к тому, что им уступают дорогу, и однажды на Мосту Кузнецов, когда в него неожиданно врезался мужик с рюкзаком, набитым пустыми бутылками, он обалдел и долго не мог прийти в себя от изумления), и обводить немигающими глазами затихший зал, взойдя на трибуну, и крутить карандаш в президиуме, и мчаться на черном лимузине на красный свет, слегка кивая козыряющим милиционерам, любил он скорость и, когда застревал в “пробках”, мрачнел и хмуро рассматривал затурканных женщин с кошелками.