И ад следовал за ним: Приключения - Страница 56

Сладостно вдыхая чуть затхлую, но пахучую влажность Истбурн-грейвярда, я побродил меж склепов и вышел из ворот к автобусу.

Вызов меня на встречу анархистом Генри раздражал: старик явно шалил и бунтовал, боясь, что мы бросили его навсегда без фунта в кармане, начинил себя какими-нибудь новыми идеями по разработке Жаклин или просто запаниковал; любой агент считает себя пупом земли и думает, что, кроме его забот, иных дел нет. Я твердо решил всыпать ему по первое число, чтобы не высовывался, а лежал, как потонувший “Титаник” на дне океана, пока его не позовет на помощь страна (или очередной режиссер).

Мысленно плюясь от злости (буквально делать это опасно: иные англичане, подобно немцам, могут заставить поднять окурок, брошенный на тротуар, ну, а плевок просто вызовет паралич, это вам не свободный Мекленбург, где сморкаешься на ходу прямым в угол, как в бильярдную лузу, зажав одну ноздрю большим пальцем, – у нас люди просты, демократичны и терпимы, идут себе спокойно, и им легко на сердце от песни веселой), я на автобусе добрался до Эппинг Фореста и пошел по дороге к обусловленному (о Чижик!) пню.

Генри на точке не оказалось, я покрутился в районе положенные четверть часа, потоптался около скамейки, где должно было произойти наше засосное падение друг другу в объятия, и уже собрался уходить, как прямо из дуба над моей головой в глаза мне прыснули осколки древесной коры, – пуля просвистела совсем рядом, только после этого я услышал за спиной глухой выстрел. Выхватив “беретту”, я спрятался за дерево, но повторного выстрела не последовало; вокруг не было ни души, тишь и благодать – утро туманное, утро седое, нивы печальные, – я даже поднял глаза: не из ковра ли самолета покушались на меня вороги.

Недалеко оголтело застучал по дереву дятел, белка упала с дерева, не замечая еще живого Алекса. Я вышел из-за укрытия и направился в сторону, где мог прятаться стрелок. Подул ветер, зашевелились, зашумели листья деревьев, казалось, что за каждым кустом сидит по снайперу, я еще раз пошуровал по лесу, но наткнулся лишь на холмик земли, напоминавший свежую могилу (так и хотелось раскопать ее и порыться в гробике – не даст ли это ключ к разгадке?). Тут на меня налетела паника: а вдруг на выстрел примчится полиция, осмотрит мои карманы и найдет “беретту”? Я быстро выбрался из Эппинг Фореста, остановил такси и смылся с места происшествия, словно был не потерпевшим, а преступником.

Охота так охота, шла она всерьез, и ниточка вела к Генри, который вызвал на встречу в этом лесу. Впрочем, тут же это предположение полностью переворачивалось: с таким же успехом обо всем могли знать и американцы, державшие Генри и меня под своим колпаком, и Центр, и конечно же стоявший в тени беспощадный мистер Икс – Крыса, холодно наблюдающий за моей сложной тройной (или четверной) жизнью. Генри? Какого черта старику палить в меня, он и пистолета наверняка в руках не держал. Но почему он не вышел на встречу? А может, все это неким образом связано с Юджином и его визитом к Генри, с которого начался весь сыр-бор? Но Юджину сейчас не до меня, Юджин отвечает, как Соломон, на все вопросы публики, обвитый электродами детектора лжи. И зачем ему моя смерть? Кому вообще нужна моя смерть? Только Крысе, если она существует. Только Крысе при условии, что ей известно о моих поползновениях. Крыса может нанять террористов, в Европе их – как нерезаных собак, стреляют и в правых, и в левых, и в богатых евреев, и в бедных палестинцев, и в профессоров, проводящих эксперименты над кроликами (делают это друзья животных), и в директоров центров ЭВМ, которые, по мнению новоявленных луддитов, нарушают права человека, концентрируя у себя огромные массивы информации. Крыса это, Крыса! И я с благоговением вспомнил свирепое клокотание Бритой Головы на нашей последней конфиденциальной аудиенции: “Расстрелял бы его, суку, собственными руками! Кожей чувствую, что он где-то рядом… бродит здесь на наших этажах, дышит одним воздухом с нами со всеми и, возможно, даже заходит в мой кабинет! – Помощник его напрягся, как пес перед командой «фас!», и еще больше раздвоил свою фаллическую бульбу. – Нам нужно получить о нем хоть кусочек информации, – говорил Голова, – лишь самую малую толику, лишь небольшой намек… Я мобилизую все силы, вы знаете мощь наших аналитиков… Мы быстро нащупаем его в своей норе! Или ее, если это баба!”

А я сидел, умирая от скуки на этом балагане, смотрел ему прямо в переносицу, и бродила в моем воспаленном воображении церемония вручения мне ордена по окончании “Бемоли”. И мучила мысль: сможет ли Бритая Голова дотянуться до моей геройской груди? Не получится ли конфуз? Вдруг не дотянется? Не побежит же Раздвоенная Бульба за табуреткой, чтобы подставить ее патрону! И я представлял, как подгибаю колени и чуть приседаю, дабы облегчить положение Бритой Головы, если он решит осчастливить меня троекратным поцелуем.

Происшествие в лесу окончательно утвердило меня в мысли, что бессмертие мне не грозит, и я решил с головой окунуться в радости надвигающейся семейной жизни. Священный Союз с Кэти был полностью восстановлен, вечера мы снова проводили в чтении захватывающих объявлений о сдаче в аренду квартир и даже не поленились съездить в Илинг для осмотра недорогого двухэтажного дома, который освобождался через полгода.

Перерыв в нежных общениях с Рэем продолжался целую неделю (я сам не досаждал ему звонками, зная, что он выдергивает ногти Юджину), чувствовал я себя, как в заслуженном отпуске. Наконец великий Гудвин вызвал меня на встречу. Поил он меня, как обычно, низкосортным виски, и был похож на несвежий холодец, который не успели дожрать гости.